— Э? Я что-то не понял.
Эти несколько квадратных метров песка между опорами понтонного моста были его местом, его территорией. Здесь можно укрыться от глаз загорающих на пляже, и — разумеется — полиция Санта-Моники строго запрещала здесь играть, устраивать убежище и делать что бы то ни было еще: все это написано на больших деревянных щитах.
Именно здесь Томас собирал своих «Соколов Эль-Пуэбло» каждый воскресный вечер. Это было их место, признанное за ними всеми подростковыми уличными бандами. И не какому-то мелкому белому сопляку менять установленный порядок.
— Слушай, ты, жирный…
Мальчишка не отрывал от него глаз. Он явно был младше Томаса, но выше ростом. И гораздо, гораздо толще.
Груда жира с плеером «Сони» на шее. Классная штука. Томас подумал, что хорошо бы сделать младшим членам банды такой подарок на Рождество. Этому богатому засранцу ничего не стоит выпросить у родителей новый. Когда он выйдет из больницы, разумеется.
Томас приблизился, сжав кулаки. Он хорошо умел драться и ногами — Брюс Ли в «Ярости дракона» был его кумиром. Но мальчишка даже не шелохнулся.
Странно.
— Эй, ты понял, здоровяк?
— Понял что?
— Что я тебе сейчас зубы выбью на хрен!
— Да ну?
Тут с пляжа донесся чей-то крик. Томас поглядел поверх столбов, поддерживающих набережную у них над головой, и увидел вдалеке мужчину в деловом костюме и круглых очках.
— Бобби? Малыш Бобби, где ты?
Томас чуть не расхохотался. Но все, что вылетело из его горла, — был нервный сдавленный смешок.
— Кажется, папочка тебя ищет, «малыш Бобби», — издевательски произнес он.
— Это не мой отец.
— Все равно тебе лучше пойти к нему.
— А тебе лучше отсюда свалить.
Мальчишка мог бы закричать, позвать на помощь старшего — но он этого не сделал.
— Это моя территория, малыш Бобби. Здесь суровые правила.
Другой улыбнулся глуповатой улыбкой. Может, он просто дурачок?
— Чьи правила?
— Неписаные правила. Эксплицитные.
— Ты хочешь сказать — имплицитные?
А, теперь он строит из себя умника…
— Ну все, жирный, доигрался…
Томас сжал кулак. Сейчас нос этого придурка станет похож на раздавленную спелую клубнику…
И в этот момент он увидел веревку. Со скользящей петлей. Томас прекрасно знал, чему она служит, — в фильме «Хороший, плохой, злой» Эли Валаче несколько секунд болтался на такой штуке, пока Клинт Иствуд его не освободил. Но сейчас он буквально отшатнулся от изумления.
— Ты что-то такое говорил про игры? — поинтересовался мальчишка, проследив за его взглядом. — Какая у тебя любимая игрушка? Небось, твой член?
— Зачем тебе веревка?
Впервые на лице толстого мальчишки отразилось замешательство. Можно было подумать, что Томас приоткрыл какую-то потайную дверцу в его душе. Почему-то ему казалось, что не нужно прилагать слишком много усилий, чтобы она распахнулась настежь, и тот ответил начистоту.
— Бобби! — снова донесся крик с пляжа.
По лицу мальчишки пробежала тень. Дверца захлопнулась.
— Это петля, — сказал он. — Сам наверняка знаешь, для чего она.
— Ты что, хотел повеситься? Дьявол побери! Ты это хотел сделать?
Томас наморщил нос, удивляясь, отчего ему вдруг пришло на ум это устаревшее ругательство. Он не мог сойти с места от изумления и лишь переминался с ноги на ногу. Теперь он был совсем не уверен, что хочет драться. Этот парень был явный псих!
— Эй, смотрите-ка, два педика!
Томас узнал этот голос и резко обернулся.
Генри Де Люка со своей компанией. Среди приятелей Томаса он был известен под кличкой Паровоз.
— Привет, Генри! Пердишь огнем? Не спали задницу!
Остальные заржали, но не над шуткой Томаса, а оттого, что знали — им предстоит увлекательное зрелище, которое вот-вот начнется.
— Ах! — с притворным сокрушением сказал Генри. — Куда катится Америка?
Эти слова Генри часто слышал от отца, местного полицейского, олицетворявшего собой Закон во всем районе.
— Белый подставляет задницу негру! Скажи-ка, негр, а белый громко орет, когда ты ему засадишь?
— Не так громко, как твоя сестра, Генри.
Генри мельком обернулся к своей компании, чтобы убедиться, что все это слышали. Потом ухмыльнулся. На лице его ясно читалось, что он готов сделать с обидчиком.
— Ставлю сто долларов, что негр разобьет башку ублюдку! — внезапно заявил толстяк.
Надо сказать, что Генри действительно был ублюдок — его мамаша обслуживала весь комиссариат, и все об этом знали. Поэтому в глаза назвать Генри ублюдком означало подписать себе смертный приговор.
— И еще триста — что твоя мать сосет у негров.
Мальчишка встал рядом с Томасом, сунул руку в карман, вытащил пригоршню денежных купюр и швырнул их на песок.
Челюсти у всех отвисли. Здесь действительно было примерно четыре сотни долларов.
— Ну что, Генри-ублюдок, язык в жопу затянуло?
Генри наконец вышел из ступора.
— Вы покойники.
Томас внезапно осознал, во что ввязался. Драка между мальчишками — привычное дело, но сейчас затевалось нечто совершенно иное.
Это вполне могло закончиться убийством.
— Остынь, Генри.
— Я вас измордую в кровь, Линкольн. Вас обоих.
— Я этого пацана первый раз вижу! Он псих!
— Да ну? Кроме шуток?
Генри двинулся к ним. Толстяк на мгновение присел, чтобы положить плеер на землю, — живот собрался в многочисленные складки. Но на его лице не было заметно испуга. Когда он выпрямился, в каждой его руке была длинная палка. Одну из них он сунул Томасу.