Доктор Уэлш положил трубку через три минуты и облокотился на перила террасы.
Над заливом всходило солнце. Внизу какой-то тип совершал утреннюю пробежку в компании собаки. Со своей террасы доктор Уэлш мог наслаждаться великолепным видом, хотя сейчас красота Венеции была лишь слабым отблеском прежней.
Через пару часов станет очень шумно — уличные торговцы начнут торговать сувенирными безделушками, а заодно включат на полную громкость музыку всех стилей: джаз, южноамериканский рэп, песни индейцев, кантри… У каждого разносчика свой любимый стиль и свое время для обхода территории, и они не обращают внимания на ту какофонию, что получается в итоге…
Дэвид невольно подумал, что примерно то же самое происходит в головах шизофреников. Множество голосов. Какофония. И для того чтобы понять ее скрытый смысл, нужны были настоящие специалисты — до недавнего времени он считал себя одним из лучших. Но сейчас, набирая телефонный номер, он спрашивал себя, не совершает ли самую большую ошибку в своей жизни.
Он звонил Сету. Со вчерашнего вечера он проделал это множество раз. Три гудка — и он отсоединялся. Оставлять сообщение бесполезно. Если Сет не отвечает, значит, не хочет его слышать — предыдущие сообщения он наверняка стирал, не читая.
Один гудок. Два. Три…
— Да? — внезапно произнес голос с той стороны.
— Сет?
— Дэвид? (Смешок.) Рад слышать тебя по телефону!
Ему показалось, что он различил шум мотора. Сет ехал в автомобиле.
— Где ты?
Пауза.
— О, извините, док. Плохо слышно. Все время треск…
Дэвид Уэлш почувствовал, как его сердце забилось сильнее.
— Что там за история с Крампом?
— С Крампом? (Новый смешок.) Ну, это мои дела.
— Речь никогда не заходила о…
— Стоп, — оборвал его Сет. — Кроме шуток — никто не должен знать о том, где я и чем занят. Я не должен нигде засветиться. Договорились?
— Это угроза?
— Нет, конечно. Просто рекомендация. Кстати, тут кое-кто хочет с тобой поговорить.
Снова пауза — собеседник передавал кому-то трубку. Внезапно доктор Уэлш ощутил леденящий холод дурного предчувствия.
— Папа? — почти прошептал голос Карен.
Камерон вынул две бутылки пива из холодильника. Томас какое-то время задумчиво барабанил пальцами по панели музыкального автомата, пока наконец не остановился на сборнике композиций Брюса Спрингстина. Потом оба сели. Камерон положил свою полицейскую бляху перед собой на стол. Его белокурые волосы слиплись. От былого имиджа серфингиста-плейбоя уже давно ничего не осталось. Сейчас его лицо было в пыли и грязи, как стены этого бара-бардака.
— Итак? — спросил он.
Томас зажег сигарету — первую за долгое время. Глубоко затянулся и выпустил дым в потолок.
— Убийцу зовут Сет, — сказал он.
Молчание.
— Сет Роберт Гордон, если полностью. Когда мы были мальчишками, у него было прозвище Большой Боб.
— Большой Боб?
— Он был здоровяком для своего возраста. И толстым к тому же.
Камерон прищурился.
— Итак, вы знаете убийцу.
— Вы тоже.
— То есть как?
— Это Фрэнки, водитель автобуса. По крайней мере, так он нам представился, если помните. Полагаю, где-то существует и настоящий Фрэнки. Водитель, чьи документы забрал убийца. И если хотите знать мое мнение, то настоящему водителю его документы больше не понадобятся.
Коул долгое время смотрел на него.
— Дайте мне сигарету, — сказал он наконец.
— Вы курите?
— Как раз собираюсь начать.
Томас протянул ему пачку. Коул зажег сигарету и сделал несколько затяжек под звуки blood brothers.
— Прежде чем вы продолжите, — сказал он, — ответьте сначала, почему вы все это мне рассказываете? Я не испытываю к вам особой симпатии.
— «Враги моих врагов — мои друзья». Как-то так.
— А, понятно.
— Кроме того, во всем этом слишком много странностей. Я никому не доверяю.
Коул кивнул. Томас открыл бутылку пива и на несколько секунд приложил ее ко лбу, собираясь с воспоминаниями.
— Это было давно, в начале восьмидесятых. Мы были подростками, Сет и я, и познакомились в Санта-Монике. Он довел до бешенства главаря одной уличной банды, и нам вдвоем пришлось драться с теми отморозками. В результате мы оба оказались в больнице. У меня был тройной перелом, у Сета — вывих плеча. К тому же ему пришлось наложить в общей сложности двадцать три шва.
— Неплохо.
— Но тем тоже досталось будь здоров. С тех пор мы с Сетом не расставались.
— Вы были друзьями?
— Он был из высшего общества. Хотя это не спасало его от домашних побоев. Мать всячески его третировала, в том числе и сексуально. Но никто из близкого окружения не задавал лишних вопросов. Точнее, не хотел ни о чем знать. Когда она забеременела во второй раз, Сета отправили в закрытый лицей для трудных подростков, Сен-Фуа. Он приезжал домой только на уик-энд.
— И что с ним случилось?
— Его отец, Джон Гордон, надеялся, что после рождения второго ребенка состояние жены улучшится. Но произошло как раз наоборот. После родов Лилиан Гордон окончательно впала в безумие. Ее навязчивой идеей стало самоистязание. Она ежедневно придумывала для себя новые мучения, чтобы доказать свою веру. И Сета тоже заставляла в этом участвовать. Пытки, инцест, насилие… И в конце концов он сломался. Однажды утром 1983 года он взял пистолет из материнской коллекции (она была антикваром по профессии) и выстрелил в нее. Спасти ее не удалось.
Томас отпил несколько глотков «Короны», глядя на огонек своей сигареты. I’ll keep movin’ through the dark with you in my hearth, — мурлыкал Спрингстин.